moder
Администратор
Команда форума
Историки выдвинули тезис о том, что вина за «Великую войну» лежит не только на Германии. Это должны принять к сведению и те, кто обосновывает уничтожение национального государства стремлением Германии к развязыванию войны.
Германии приходится нелегко в связи с публичным почитанием памяти жертв Первой мировой войны, 100-летняя годовщина начала которой отмечается в этом году. Это связано не только с тем, что катастрофа Второй мировой войны все остальное оставила в тени.
Это связано также с мировоззрением, распространявшимся с 60-х годов прошлого века среди политиков, в школах и редакциях газет, согласно которому Германия виновна в развязывании не только Второй, но и Первой мировой войны.
В некоторых странах, соседствующих с Германией, все более распространенным становится мнение, что Берлин своей политикой евро ставит жизнь континента в третий раз под угрозу.
Но эта позиция неверна с исторической точки зрения и представляет собой опасность в политическом плане. Новые исторические исследования о причинах и ходе войны противоречат представлению о том, что Германский рейх своим стремлением к господству спровоцировал Великобританию, а далее последовали действия союзников по пресечению немецкой жажды власти.
Ложные предпосылки
Эта позиция лежит в основе концепции Европы, согласно которой Германия должна была быть скованна в наднациональном смысле, чтобы препятствовать распространению бед. Представление о способствующем миру воздействии европейского объединения за счет преодоления национальной составляющей, что особенно было распространено в Германии, по нашему мнению, основано на ложных предпосылках.
Мы полагаем, что в лучших либеральных традициях наших западных партнеров будет верным преодоление противопоставления Европы и национальной государственности— .
В истории уже давно наблюдается смена парадигмы, которая была отображена исследователями Кристофером Кларком (Christopher Clark, «Лунатики. Как Европа вступила в Первую мировую войну») и Херфридом Мюнклером (Herfried Münkler, «Великая война. Мир в период c 1914 по 1918 гг.»). Многочисленные детальные исследования уже долгие годы позволяют рассмотреть взаимоотношения держав в период до 1914 года под иным углом.
Штефан Шмидт (Stefan Schmidt) — о Франции, Андреас Розе (Andreas Rose) — об Англии, Шон МакМикин (Sean McMeekin) — о России, Гюнтер Кроненбиттер (Günther Kronenbitter) — об Австро-Венгрии, Конрад Канис (Konrad Canis) — о Германском Рейхе. Все они представили всеобъемлющий, разносторонний взгляд на июльский кризис и начало Первой мировой войны.
Германия — не причина всех бед
Тезис Фритца Фишера (Fritz Fischer) о целенаправленном стремлении Германии к мировому господству оказался преувеличенным и односторонним. Об особом немецком пути сегодня можно говорить также немного, как и о «прусском милитаризме» как причине всех невзгод.
Царившая долгое время трактовка внешней политики Германского Рейха как воплощение грубости, неуместной рабочей силы, агрессивного экспансионизма и постоянных осечек уже давно поставлена под сомнение. Историки в поисках причин войны смотрят уже не только в сторону Берлина, но и в сторону Парижа и Вены, Санкт-Петербурга и Лондона.
Вопрос вины был для Германии долгое время центральным. Но Германский Рейх не был виновен в развязывании Первой мировой войны. Подобной категории до того времени вообще не существовало, но суверенные государства в соответствии с кодексом пошли на принуждение к войне, поскольку они могли обосновать таким образом нарушение своих интересов.
Великобритания без принуждения союза вмешалась в конфликт
Право на ведение войны в 1914 году относилось в меньшей степени к Великобритании, потому что Объединенное королевство не могло обосновать своими непосредственными интересами или принуждением союза вмешательство в локальный конфликт (между Австро-Венгрией и Сербией). Только в результате вмешательства Великобритании в войну из первичных предпосылок возник глобальный конфликт.
О чем была эта война? О демократии и свободе, о цивилизации против культуры, о борьбе ценностей и идеологий, как объявили позднее пропагандисты? Многие солдаты были готовы встать на защиту своей родины, но не могли ничего предъявить в войне идей.
Пропагандистское искажение образа противника, превращение его в бестию их не прельщало.
И противоречащий международному праву проход через Бельгию, сопровождавшийся жестокими действиями, не превратил Германию в законченного негодяя и варвара. В военных стратегиях Англии и Франции Бельгия также не была запретной территорией. Нарушение суверенитета Бельгии было не причиной, а долгожданным поводом для вмешательства британских войск.
Политическое руководство хотело войны
То есть все страны, словно лунатики, вступили в войну? Нет. Политические элиты были крайне заинтересованы в военном конфликте, они руководствовались не моральными установками, а политикой власти.
Так, Россия боролась в первую очередь не за право самоопределения славянских братских народов, а за собственные экспансионистские цели в Восточной Европе и на Босфоре. Франция не была пассивной жертвой немецкой агрессии и была готова к военным действиям, поскольку знала, что получит поддержку России и Англии.
Внешнеполитическая элита Англии кажется в свете новых исследований не такой уж миролюбивой, как предполагалось ранее. Австро-Венгрия не была безвольным объектом злых поджигателей войны в Берлине.
Немецкое руководство, в конце концов, преследовало, оборонительную цель — воссоздать на европейском континенте ситуацию ограниченной гегемонии, которая существовала в Рейхе при Бисмарке, что было далеко от стремлений к мировому господству.
Дискуссии о вине Германии звучат как пропаганда
Спустя практически 100 лет дискуссии о чувстве вины кажутся в некоторой степени продолжением той пропаганды военных лет, которой Германия тогда вряд ли что-то могла противопоставить, ей приписывалась роль варвара, бесчестившего бельгийских женщин и детей.
Первая мировая война — это начало многих бед, одна из которых — морализация войны. Необходимость ведения войны во имя ее окончания, как говорил американский президент Вильсон, чтобы сделать мир безопасным для демократии, то есть мысль о том, что война против Германии была справедливой войной, оказывается сегодня попыткой оправдать массовое истребление людей, унесшей жизни минимум 11 миллионов солдат — то есть придание смысла бессмысленному.
На самом деле, ни война, ни заключение мира не устранили ни одной проблемы. Напротив, они породили новые конфликты, которыми мы, например, на Ближнем Востоке занимаемся и по сей день.
Ошеломительный успех книги Кристофера Кларка указывает на то, что временная дистанция позволяет выявить интересы, которые уже не так определены эмоциями и идеологией. Причины тому разнообразны. Окончание Холодной войны изменило угол зрения на события, как и появление ярко выраженной многополярной глобализированной государственной системы с очевидными структурными сходствами по сравнению с миром до 1914 года.
Мир стал сложнее и опаснее
Схемы борьбы добра со злом в конфликте между Востоком и Западом уже не существует. Мир стал сложнее и опаснее, что можно было наблюдать, не в последнюю очередь, на примере гражданской войны в Югославии в 90-е годы.
Нам кажется, что это изменение в политике и в общественной жизни еще не пришло. Оно требует больше политического, а не морального ответа на события в мире. Сегодняшний многополярный мир может напоминать 1914 год. Но анализ июльского кризиса учит нас тому, что сегодня, как и тогда, нет необходимости в глобальной катастрофе.
Новые исторические события некоторым не нравятся, потому что они противоречат привычным образам самих себя и врага. В Англии и Франции многие с удовольствием придерживались бы черно-белой картины, в которой либерализм борется с милитаризмом, демократия с автократией и национальное самоопределение с господством чужих.
Мы, в Германии, напротив, привыкли к негативному восприятию — чувству, что сегодня мы должны хорошо выглядеть, потому что в первой половине 20-го века мы были слишком плохими. Некоторым не нравятся трактовки июльского кризиса, которые не отрицают немецкий вклад в войну, но устанавливают допустимые пропорции. Но обвинение будет также неуместно, как и триумфальное оправдание.
Исторические фикции фатальны для Европы
Немецкая самоотнесенность контрпродуктивна. Потому что, прежде всего, сегодняшний кризис показывает, что проиграет Европа, которая опирается на исторические фикции. Неверные выводы из уроков прошлого могут оказаться фатальными для европейского проекта.
Пацифизм и преодоление национального государства — не единственные выводы мировых войн. Не исчезли старые страхи перед немецкой гегемонией, а морализация внешнеполитической торговли с 1990 года не привела к более активной интеграции ФРГ в европейское сообщество. Напротив, вмешательство, которое не связано с национальными интересами, за пределами Германии не понимает никто.
Никто из наших соседей не хочет потерять свою национальную роль, подобные планы все больше множат страхи старых притязаний на власть. Идея о том, что мы с «Европой» должны побороть национализм, который, вероятно, стал движущей силой Тридцатилетней войны в 20-м веке, несправедливо дискредитировало национальное государство.
«ЕС или война» — это неверная альтернатива и неверный вывод из истории мировых войн. Необходим ясный взгляд на прошлое, который приведет нас к трезвому осознанию нашей роли в Европе и в мире. Это был бы настоящий прогресс.
Германии приходится нелегко в связи с публичным почитанием памяти жертв Первой мировой войны, 100-летняя годовщина начала которой отмечается в этом году. Это связано не только с тем, что катастрофа Второй мировой войны все остальное оставила в тени.
Это связано также с мировоззрением, распространявшимся с 60-х годов прошлого века среди политиков, в школах и редакциях газет, согласно которому Германия виновна в развязывании не только Второй, но и Первой мировой войны.
В некоторых странах, соседствующих с Германией, все более распространенным становится мнение, что Берлин своей политикой евро ставит жизнь континента в третий раз под угрозу.
Но эта позиция неверна с исторической точки зрения и представляет собой опасность в политическом плане. Новые исторические исследования о причинах и ходе войны противоречат представлению о том, что Германский рейх своим стремлением к господству спровоцировал Великобританию, а далее последовали действия союзников по пресечению немецкой жажды власти.
Ложные предпосылки
Эта позиция лежит в основе концепции Европы, согласно которой Германия должна была быть скованна в наднациональном смысле, чтобы препятствовать распространению бед. Представление о способствующем миру воздействии европейского объединения за счет преодоления национальной составляющей, что особенно было распространено в Германии, по нашему мнению, основано на ложных предпосылках.
Мы полагаем, что в лучших либеральных традициях наших западных партнеров будет верным преодоление противопоставления Европы и национальной государственности— .
В истории уже давно наблюдается смена парадигмы, которая была отображена исследователями Кристофером Кларком (Christopher Clark, «Лунатики. Как Европа вступила в Первую мировую войну») и Херфридом Мюнклером (Herfried Münkler, «Великая война. Мир в период c 1914 по 1918 гг.»). Многочисленные детальные исследования уже долгие годы позволяют рассмотреть взаимоотношения держав в период до 1914 года под иным углом.
Штефан Шмидт (Stefan Schmidt) — о Франции, Андреас Розе (Andreas Rose) — об Англии, Шон МакМикин (Sean McMeekin) — о России, Гюнтер Кроненбиттер (Günther Kronenbitter) — об Австро-Венгрии, Конрад Канис (Konrad Canis) — о Германском Рейхе. Все они представили всеобъемлющий, разносторонний взгляд на июльский кризис и начало Первой мировой войны.
Германия — не причина всех бед
Тезис Фритца Фишера (Fritz Fischer) о целенаправленном стремлении Германии к мировому господству оказался преувеличенным и односторонним. Об особом немецком пути сегодня можно говорить также немного, как и о «прусском милитаризме» как причине всех невзгод.
Царившая долгое время трактовка внешней политики Германского Рейха как воплощение грубости, неуместной рабочей силы, агрессивного экспансионизма и постоянных осечек уже давно поставлена под сомнение. Историки в поисках причин войны смотрят уже не только в сторону Берлина, но и в сторону Парижа и Вены, Санкт-Петербурга и Лондона.
Вопрос вины был для Германии долгое время центральным. Но Германский Рейх не был виновен в развязывании Первой мировой войны. Подобной категории до того времени вообще не существовало, но суверенные государства в соответствии с кодексом пошли на принуждение к войне, поскольку они могли обосновать таким образом нарушение своих интересов.
Великобритания без принуждения союза вмешалась в конфликт
Право на ведение войны в 1914 году относилось в меньшей степени к Великобритании, потому что Объединенное королевство не могло обосновать своими непосредственными интересами или принуждением союза вмешательство в локальный конфликт (между Австро-Венгрией и Сербией). Только в результате вмешательства Великобритании в войну из первичных предпосылок возник глобальный конфликт.
О чем была эта война? О демократии и свободе, о цивилизации против культуры, о борьбе ценностей и идеологий, как объявили позднее пропагандисты? Многие солдаты были готовы встать на защиту своей родины, но не могли ничего предъявить в войне идей.
Пропагандистское искажение образа противника, превращение его в бестию их не прельщало.
И противоречащий международному праву проход через Бельгию, сопровождавшийся жестокими действиями, не превратил Германию в законченного негодяя и варвара. В военных стратегиях Англии и Франции Бельгия также не была запретной территорией. Нарушение суверенитета Бельгии было не причиной, а долгожданным поводом для вмешательства британских войск.
Политическое руководство хотело войны
То есть все страны, словно лунатики, вступили в войну? Нет. Политические элиты были крайне заинтересованы в военном конфликте, они руководствовались не моральными установками, а политикой власти.
Так, Россия боролась в первую очередь не за право самоопределения славянских братских народов, а за собственные экспансионистские цели в Восточной Европе и на Босфоре. Франция не была пассивной жертвой немецкой агрессии и была готова к военным действиям, поскольку знала, что получит поддержку России и Англии.
Внешнеполитическая элита Англии кажется в свете новых исследований не такой уж миролюбивой, как предполагалось ранее. Австро-Венгрия не была безвольным объектом злых поджигателей войны в Берлине.
Немецкое руководство, в конце концов, преследовало, оборонительную цель — воссоздать на европейском континенте ситуацию ограниченной гегемонии, которая существовала в Рейхе при Бисмарке, что было далеко от стремлений к мировому господству.
Дискуссии о вине Германии звучат как пропаганда
Спустя практически 100 лет дискуссии о чувстве вины кажутся в некоторой степени продолжением той пропаганды военных лет, которой Германия тогда вряд ли что-то могла противопоставить, ей приписывалась роль варвара, бесчестившего бельгийских женщин и детей.
Первая мировая война — это начало многих бед, одна из которых — морализация войны. Необходимость ведения войны во имя ее окончания, как говорил американский президент Вильсон, чтобы сделать мир безопасным для демократии, то есть мысль о том, что война против Германии была справедливой войной, оказывается сегодня попыткой оправдать массовое истребление людей, унесшей жизни минимум 11 миллионов солдат — то есть придание смысла бессмысленному.
На самом деле, ни война, ни заключение мира не устранили ни одной проблемы. Напротив, они породили новые конфликты, которыми мы, например, на Ближнем Востоке занимаемся и по сей день.
Ошеломительный успех книги Кристофера Кларка указывает на то, что временная дистанция позволяет выявить интересы, которые уже не так определены эмоциями и идеологией. Причины тому разнообразны. Окончание Холодной войны изменило угол зрения на события, как и появление ярко выраженной многополярной глобализированной государственной системы с очевидными структурными сходствами по сравнению с миром до 1914 года.
Мир стал сложнее и опаснее
Схемы борьбы добра со злом в конфликте между Востоком и Западом уже не существует. Мир стал сложнее и опаснее, что можно было наблюдать, не в последнюю очередь, на примере гражданской войны в Югославии в 90-е годы.
Нам кажется, что это изменение в политике и в общественной жизни еще не пришло. Оно требует больше политического, а не морального ответа на события в мире. Сегодняшний многополярный мир может напоминать 1914 год. Но анализ июльского кризиса учит нас тому, что сегодня, как и тогда, нет необходимости в глобальной катастрофе.
Новые исторические события некоторым не нравятся, потому что они противоречат привычным образам самих себя и врага. В Англии и Франции многие с удовольствием придерживались бы черно-белой картины, в которой либерализм борется с милитаризмом, демократия с автократией и национальное самоопределение с господством чужих.
Мы, в Германии, напротив, привыкли к негативному восприятию — чувству, что сегодня мы должны хорошо выглядеть, потому что в первой половине 20-го века мы были слишком плохими. Некоторым не нравятся трактовки июльского кризиса, которые не отрицают немецкий вклад в войну, но устанавливают допустимые пропорции. Но обвинение будет также неуместно, как и триумфальное оправдание.
Исторические фикции фатальны для Европы
Немецкая самоотнесенность контрпродуктивна. Потому что, прежде всего, сегодняшний кризис показывает, что проиграет Европа, которая опирается на исторические фикции. Неверные выводы из уроков прошлого могут оказаться фатальными для европейского проекта.
Пацифизм и преодоление национального государства — не единственные выводы мировых войн. Не исчезли старые страхи перед немецкой гегемонией, а морализация внешнеполитической торговли с 1990 года не привела к более активной интеграции ФРГ в европейское сообщество. Напротив, вмешательство, которое не связано с национальными интересами, за пределами Германии не понимает никто.
Никто из наших соседей не хочет потерять свою национальную роль, подобные планы все больше множат страхи старых притязаний на власть. Идея о том, что мы с «Европой» должны побороть национализм, который, вероятно, стал движущей силой Тридцатилетней войны в 20-м веке, несправедливо дискредитировало национальное государство.
«ЕС или война» — это неверная альтернатива и неверный вывод из истории мировых войн. Необходим ясный взгляд на прошлое, который приведет нас к трезвому осознанию нашей роли в Европе и в мире. Это был бы настоящий прогресс.